ДЛИНА ПОВОДКА | ЧАСТЬ 1

– Джолион, друг мой, – шепчет Ульдрен Сов, – мы с тобой покорим Черный сад.

– Ой ли? – хорошо известный среди Воронов снайпер, разведчик и балагур Джолион Тиль Рачис вытягивается рядом с Ульдреном, держа наизготовку винтовку "Превосходство", которая в длину не сильно уступает его собственному росту. – А еще переплывем Сатурн в тазу, как те три мудреца.

– Я серьезно, Джол. – Всегда стоит быть серьезным, отправляясь на Марс, аха-ха. Расстояние до цели: две тысячи девятьсот метров. Ветер и погрешность?

– Скорость ветра: двадцать один километр в час. Направление: от тебя на три часа. Погрешность: два градуса к северу. Я доберусь туда, правда. Пойдем со мной! Ты себе не простишь, если упустишь этот шанс.

– Я себе не прощу, если погибну! Есть цель. – Стреляй, – дает команду Ульдрен. Одновременно с грохотом выстрела "Превосходства" приклад винтовки ударяет в плечо Джолиона. Ульдрен даже не думает проверять, поражена ли цель. – Ты все время был рядом со мной, Джол. Без тебя мне не справиться. К тому же… – принц раскрывает ладонь, показывая гильзу, которую он с молниеносной скоростью перехватил в воздухе. – Если мы не решимся, за нас это сделают Стражи. А затем, неровен час, Мара привлечет их к работе Воронов.

Джол перекатывается на правый бок и смотрит на Ульдрена. Командир Воронов отвечает своей самой уверенной улыбкой. Тиль Рачис щурится и подбрасывает обойму, которую Ульдрен тут же ловит на лету. – Ты очень похож на свою сестру, – вздыхает Джолион , – но она хотя бы так не улыбается, когда затевает грязные игры.

– Все семейное обаяние досталось мне, – Ульдрен терпеливо дожидается, пока Джол передергивает затвор и перезаряжает оружие. В их маленькой игре победа чаще всего остается за ним. Чаще всего. Но стоит признать, иногда Джол способен удивить. – Прежде никто не бывал в Саду. Только представь, что мы там обнаружим.

– Неописуемые ужасы?

– Все ужасы неописуемы, пока кто-нибудь их не опишет, Джол! Мы будем там первыми! Разве это не заманчиво?

– Все потому, что твоя сестра запретила посещать это место, Ульдрен.

– Именно поэтому, – беззаботно откликается принц, – я знаю, что игра стоит свеч. А еще потому что пробудившиеся порадуются очередной истории о том, как он чудом избежал гибели. Мара никогда не понимала, насколько людям нужны герои. Королева непостижима, но герой… Каждый знает о его целях, его поражениях и его победах.

ДЛИНА ПОВОДКА | ЧАСТЬ 2

Их вылазка должна была оставаться в секрете. – Никто ничего не заподозрит, – уверил Ульдрен. – Мы ускользнем, а к тому времени, как нас хватятся, мы будет уже в заливе Меридиана!

– Твоя дерзость не знает границ, – ответил тогда Джол, – Стоит нам сняться с места, весь город будет в курсе, что ты что-то замышляешь.

– А вот и нет.

Когда они отправляются к кораблю, все дорожки и галереи вокруг забиты поклонниками и поклонницами Ульдрена. Он то и дело приветственно взмахивает рукой, улыбается и смеется. Возможно, столь счастлив он уже не будет никогда. Если что и может омрачить этот миг, так это мысль о том, что любят принца лишь за близость к королеве. Разве кто-нибудь задумывается, отчего он все время нарушает правила? Почему раз за разом он заходит все дальше?

Ульдрену нужно одобрение сестры. Он сам понимает и принимает это. Но ему нужно одобрение того, что Королева не знает и не планирует сама. Ее удивление послужит ему благодарностью.

Можно отдаляться от кого-то, чтобы проверить длину поводка, но истину не узнаешь, пока поводок не окажется вдруг слишком коротким. Есть ли в этом смысл? Для Ульдрена – да. Он боится, что да. Кто знает, насколько он свободен? В его ли власти решать: оставаться рядом с сестрой или действовать по своему усмотрению? Возможно, он пока просто не выяснил длину поводка.

У ВРАТ | ЧАСТЬ 1

Дай Ульдрену Сов шанс досадить Стражу, и он воспользуется им быстрее, чем ты скажешь: "Распутин подстрелил Странника", – кстати, это он говорит Стражам при любой удобной возможности. Принц ненавидит посланцев Странника так же, как можно ненавидеть ребенка, который делит мир на черное и белое, а потом хнычет, столкнувшись с истинным положением вещей. Заносчивые, самоуверенные и корыстные незваные гости, вломившиеся в систему, которой не понимают. Но есть то, что принц ненавидит сильнее всего. Их способность путешествовать по вселенной без понимания, как они это делают.

Чего только Ульдрен ни делал со Стражами: стрелял в них, сбивал их, отправлял на невыполнимые задания, обливал их призраков вонючим селенофенолом, загонял их патрульные маяки внутрь скал, обманом заставлял разбирать мощное оружие.

Но каждый раз, когда дело доходит до перестрелки, Ульдрен думает, каково это – сражаться без извечного страха.

– Джолион! – шипит он, в то время как гоблин ниже по склону швыряет очередную гранату. – Джолион, где ты? Никакой реакции.

Ульдрена оглушает взрыв, а ноздри заполняет запах озона. Не сдержавшись, он чихает, и гоблин начинает стрелять на звук. Снаряд попадает в укрытие принца, и во все стороны летят осколки расплавленного песка. Враг в трехсот метрах ниже по склону. Стражи, бронированные Кабал и не знающие страха вексы могут сражаться лицом к лицу, но простые смертные стараются держаться от врага подальше. Только вот вексы умеют телепортироваться, так что Ульдрен не знает наверняка, сражается он с десятком гоблинов или всего с одним.

Раздается выстрел.

У ВРАТ | ЧАСТЬ 2

Песок окропляет жидкость радиолярий. – Снял его, – голос Джолиона в рации едва слышен. – Но меня наверняка засекли.

Его слова подтверждает минометный обстрел. Самонаводящиеся снаряды летят в сторону выстрела из винтовки. Обычно Кабал не тратят такое оружие на вексов, но сейчас дело другое. Похоже какой-то центурион обрадовался возможности использовать свою игрушку против цели, которая не способна телепортироваться. Ульдрен выдыхает с облегчением, когда по рации приходит сигнал, что Джолион цел.

Тяжело дыша, принц поднимается на ноги. Врата Сада уже видны. Каждый знает, где они находятся. Весь фокус в том, чтобы попасть внутрь…

Воздух мутнеет, появляется облако частиц, постепенно сгущаясь и превращаясь в грозного минотавра вексов. Ульдрен ругается сквозь зубы, швыряет оглушающую гранату и бросается прочь.

– Должен быть способ получше, – выдыхает он на бегу. – Идеи?

– Тебе не понравится. Можно пробить ворота кораблем на скорости двадцать махов.

– Врата отключены! Даже если мы пробьемся через заслон Кабал, нам понадобится векс, чтобы открыть их!

– Другими словами, придется убивать Владыку врат подручным оружием…

– Необязательно, – откликается принц. – У меня появилась блестящая идея. Ульдрен живет такими моментами. Сыграть со смертью, щелкнуть ее по носу и выскользнуть из зубастой пасти. – Конец связи. Теперь главное скрытность. Надо выбрать несколько жертв…

СКВОЗЬ ВРАТА

Несколько часов кряду они ползут по марсианскому песку точно черви. От чужих взглядов их скрывает активный камуфляж. Все это время у линии горизонта ревут челноки Кабал. Восемь часов кряду Джолион то и дело снимает пехотинцев Кабал выстрелами из винтовки, а потом уходит из-под ответного автоматического огня. Ульдрен прислушивается к отрывистому грохоту оружия. Пробудившаяся военная машина хрипит и давится собственной яростью.

Джолион касается лодыжки Ульдрена. Его пальцы выбивают короткий код: "Расстояние?".

– Пятьдесят метров, – шипит Ульдрен. – Если бы вексы знали, что мы здесь, они бы...

Воздух потрескивает. По песку расходится мелкая вибрация низкочастотных звуковых волн. Верный знак пробуждения могучей сущности. – Ну и пусть, – хмыкает принц. Вексы начинают действовать. Сбросив маскировочную накидку, Ульдрен вскакивает на ноги: в одной руке револьвер, в другой – отражающая граната. Прямо перед ним из марсианской пустоши вырастают наклонные округлые отроги Врат Черного сада. Они огромны. Даже скиф падших рядом с ними показался бы букашкой. Врата переполняет безграничная энергия, которая чувствуется даже на расстоянии.

Но на пути к Вратам возвышается гигантский силуэт – Владыка врат, единство металла и разума, способное собрать себя из частей в час нужды, и готовое оборонять тайную обитель. Здесь вексы рождаются, здесь проходят своеобразное крещение. Они готовы на все, чтобы защитить то, что таится внутри, какой бы жуткой цели оно не служило.

– Эй, громила! – кричит Ульдрен. – Я здесь!

Спокойно и уверенно Джолион Тиль Рачис выпускает очередь в воздух. "Превосходство" глухо ухает, по песку катятся стреляные гильзы.

Владыка врат возвышается перед ними несокрушимой громадой. Продолжая кричать, Ульдрен несколько раз стреляет ему под ноги. – Позволите пригласить вас на танец, сэр? – вопрошает он. – Не хотите ли размять ножки?

Вексами управляют сложные алгоритмы. Они оценивают место и время, вычисляют размер потенциальной угрозы, взвешивают целесообразность использования конкретного оружия. Именно эти расчеты в некоторой степени спасают Ульдрену жизнь.

Когда оживает вибронаушник, настроенный на тактическую частоту Кабал, принц понимает, что те засекли звук выстрелов из винтовки Джолиона и готовятся нанести удар. Он подпрыгивает и кричит, продолжая привлекать внимание гиганта: – На Марсе обещают дождь! В заливе Меридиана сезон дождей! Слышал прогноз погоды?

В следующую секунду он хватает Джола за руку и тащит за собой. Они со всей мочи бегут к Владыке врат. Векс должен уже знать, что грядет атака. На одной чаше весов мощь оружия Кабал. На другой – крошечный шанс, что букашки проскользнут во Врата.

Владыка врат поднимает оружие, чтобы уничтожить угрозу.

Стоит пробудившимся добраться до порога Врат, как Ульдрен активирует отражающую гранату. Он сжимает ее так сильно, словно хочет сломать собственные пальцы, но через миг их накрывает сфера топологически искаженного пространства-времени. Принц лежит рядом с Джолионом, и они переводят дыхание. Защитный барьер абсолютно непроницаем, но недолговечен. Впрочем, пока он не спадет, запасы воздуха ограничены.

Снаружи ярость флота Кабал обрушивается на Владыку врат.

Когда барьер спадает, векс уже повержен, а Ульдрен и Джолион оказываются в совершенно другом месте.

В САДУ

Под сенью сплетенного из белых лиан полога Ульдрен и Джолион жмутся как можно ближе друг к другу, не сдерживая дрожь. Льет дождь. Откуда? Возможно, из той зеленой мглы. Ульдрен не может сказать наверняка, но ливень не собирается заканчиваться. Зато они успели вдоволь напиться, выйдя на открытое место там, где провалы рассекают цветочные поля Сада с безупречной правильной неумолимостью.

– Здесь все так буйно растет, – бормочет Джолион. – Взгляни на свои ногти.

Ульдрен опускает взгляд. Он видит, как его ногти удлиняются и загибаются, стремясь замкнуться в роговые кольца. Образ пугающий, но в то же время притягательный, символизирующий все изменения, все тайны, скрытые в этом месте. – Грязные, – откликается принц. – Уверен, ты простишь мне это, учитывая обстоятельства. Дождь не собирается стихать. Двинемся дальше?

– Ага, – Джолион поднимается, ухватившись за пучок вьющихся лоз. Они тут же пытаются оплести его запястье. На коже виднеются следы мелких зубов – точно какое-то послание. Пробудившийся смотрит на растения, как будто собираясь что-то сказать, а затем отдергивает руку.

– Ты в порядке?

– Пока да, – вздыхает Джолион. – Пока да.

Они идут вдоль края пропасти: сверху клубится зеленый туман, ноги по щиколотку проваливаются во влажное месиво из цветочных лепестков и мягкой черной почвы. Крупные плоские жуки сцепились рогами, но стоит Ульдрену перевернуть одного, как становится понятно, что это лишь пустая оболочка. Джолион вытягивает из земли куст папоротника – его корни опутаны тонкими металлическими нитями, складывающимися в узор печатной платы. Цепочки крошечных мокрых микрочипов тянутся сквозь почву.

– Не нравится мне это место, – шепчет Джолион. – Нам стоит вернуться на поверхность…

Конечно, он говорит про поверхность Сада, про ухоженные поля алых цветов, что тянутся до плато на горизонте. Но Ульдрен считает, что там слишком много вексов. Они копошатся, ухаживая за садами, рыхля землю, строя стены и возводя конструкции из камня и света. Они пытаются приручить это место.

– Это сама жизнь, – выдыхает он. – Ты прав, Джол. Здесь все растет…

Он не может допустить, чтобы это место уничтожили. Чтобы его разорили и уничтожили как все, что не соответствует узколобой доктрине бессмертных воинов Странника. Принца охватывает возбуждение, и он бежит вперед, не обращая внимания на грязь. Ему хочется смеяться во весь голос, и он не сдерживает себя.

– Ульдрен, – окликает его Джолион, – что ты здесь ищешь?

– Не знаю! – откликается принц. – Я не знаю, и это так прекрасно!

НА ОХОТЕ

Они идут по следу уцелевшего Кабал от места резни через поля цветов, ориентируясь по каплям черной жижи, что сочится из раны легионера. Ульдреном движет холодная ярость. Война в Саду. Мелочная отвратительная война, принесенная сюда извне посланцами Кабал. Они получили по заслугам. Сад должен существовать сам по себе. Он должен пестовать свои тайны…

Местность меняется. Алые цветы уступают место густой стелющейся траве. Ветер шепчет… Его слова нежны, предложения обрывочны, ритм напоминает музыку. – Идефикс, – шепчет Джолион, опасаясь подцепить навязчивую идею. – Нам лучше… - Ульдрен подталкивает его вперед, и ему приходится продолжить путь. Они спускаются в долину, легко преодолевая мелкий густой подлесок. Вексы. Они здесь. Десятки гоблинов и минотавров застыли среди листвы, покрытые мхом. Это выглядело, словно древнее капище. Звучит призрачная песня – столь чистая, что в ее нечеловеческом происхождении не стоит сомневаться. Ульдрен догадывается, что это может быть за место.

Легионер Кабал сидит, скорчившись за одним из камней. Ульдрен беззвучно приближается к нему. Раненый замечает, что он уже не один, лишь когда лезвие ножа упирается в его шлем как раз так, чтобы, если что, пробить мягкие ткани у рта. – Не дергайся, – предупреждает Ульдрен на улуранте. – И молчи. Это нож с атомной заточкой.

– А то не вижу, – рычит в ответ легионер на родном языке, – Ты ж мне в глаза тычешь. Чуть не побрил меня.

– Ты знаешь, где находишься?

– В самом поганом месте, какое придумать можно?

– Ты просто не чувствуешь, как здесь пахнет, – возражает Ульдрен. – Здесь сладкий воздух, как после грозы на лугу. Как тебя сюда занесло?

– Дак мы ж не сами, милсдарь. Масляные железяки затащили нас.

Своеобразная манера речи укрепляет подозрения Ульдрена. В этом месте война за выживание идет по другим законам. Здесь становятся сильнее, охотясь друг на друга. Вексы поют, зная, что Сад изменит их песни. Даже разговоры насыщают воздух вокруг. – Что они здесь делают? Чего хотят?

– Так молиться приходят. В сосуды обращаются. Что хуже них-то. Самою жизнь ненавидят.

– Откуда ты это знаешь?

– А, так от семян же, – отвечает легионер. – Видите? Он неожиданно, но без малейших колебаний, активирует экстренный медицинский сброс шлема. Пневматический замок открывается, и во все стороны с шипением брызгает черный гель. Легионер заваливается на бок. Его шлем отлетает в сторону по широкой дуге.

Под слоем геля поверхность черепа Кабал напоминает клубнику – плоть покрывают тысячи мелких семян. Ульдрен зачарованно проводит рукой по коже.

– Ульдрен, – в рации звучит голос Джолиона. – Мне не нравится выражение твоего лица.

– Здесь столько тайн, – шепотом отвечает принц; вибронаушник вдруг кажется таким холодным и чужеродным по сравнению с уютными щербинами черепа легионера. – Столько тайн… И они проросли в нем, Джолион. Сад прорастил свои тайны сквозь него.

– Да не наплевать ли? – огрызается Джолион. – Ваша светлость, нам надо выбираться отсюда, пока с нами не случилось то же, что и с ним!

Тайны пугают его, понимает Ульдрен. Неизвестное ужасает. Это так разумно. Так рационально. Отличное качество хорошего разведчика, хорошего солдата, того, кто способен выжить.

Только вот Ульдрен не может отделаться от мысли, как Мара будет поражена этим местом. Что если он приведет ее сюда? Что если они смогут исследовать это место вдвоем?

ЗА СЕРДЦЕМ | ЧАСТЬ 1

– Мара, я принес тебе цветы.

Свита королевы расступается перед Ульдреном. Он чувствует удивленные взгляды, изучающие его лицо, раны на теле и цветы, которые он держит в руке. Кто-то видит в нем безумца и хватается за оружие, прежде чем вспоминает, что перед ними Ульдрен Сов, принц пробудившихся, доверенное лицо королевы с безграничными полномочиями.

– Это асфоделия, – Ульдрен преклоняет колени и протягивает приношение сестре. – Она росла лишь в Черном саду… до сегодняшнего дня. Мы посадим ее здесь, в нашей твердыне. Я знаю, что она пустит корни и будет всегда напоминать людям о нашем наследии.

Пару мучительных мгновений лицо Мары остается непроницаемым. Затем она улыбается и кивает: – Наш брат проник в Черный сад и вернулся оттуда. Подойди, – она касается лепестка цветка кончиками пальцев, отрывает его и подносит его к свету. – Удивительно. Иллин, позаботься о нем.

Королева передает цветок. Ульдрену приходится проглотить возражение. Он так надеялся, что сестра лично займется посадкой.

Позже, когда они остаются наедине, Мара сдержана и молчалива. Он же рассказывает ей все, что помнит. – Ты видел сердце? – мягко спрашивает она.

ЗА СЕРДЦЕМ | ЧАСТЬ 2

– Сердце… – Ульдрен обдумывает вопрос сестры. Время путает воспоминания. Он бежит через тернистые заросли, колючки и шипы оставляют царапины на его щеках. Гигантские перезрелые фрукты бьют его по плечам и распадаются на куски. Это плоды похожи на бесформенных опухших призраков. Они с Джолионом тесно жмутся друг к другу под тонкой паутиной, сдерживают дыхание и прислушиваются к тому, как кто-то спорит снаружи. Его сердце бьется… Его сердце? Или кого-то еще?

Он вспомнил многоквартирный дом. Он сидел в прачечной, пол которой были отделан черно-белой плиткой. В огромной сушилке перед ним крутились вороны. Их черные перья были совсем мокрыми, клювы царапали по стеклу при каждом повороте. Грузная женщина Кабал сидела в ванной, натирая спину жесткой проволочной щеткой. Гоблин вексов с лицом Алис Ли на животе стоял за прилавком и продавал моющее средство. "Ульдрен, – сказала она, – ты совсем дырявый". Кабал согласно заворчала. Опустив взгляд, он увидел дыру в собственной руке. Черную и идеально круглую. Сушилка отключилась, а вороны так и остались влажными.

– Ульдрен, – Мара встряхивает брата; обычно она ни к кому не прикасается. – Ты видел сердце?

То, что у сада есть сердце, – самая логичная вещь в мире. – Это место кишит вексами, – отвечает принц. – Сад дает им то, что они желают. Сад… превращает их в то, чем они хотят стать.

– Это не ответ, – резко обрывает Мара. Совершенно разумное замечание, но в то же время ничего более странного Ульдрен от сестры никогда не слышал.

– Чем бы ни было сердце, – торопливо проговаривает он, – это семя. Думаю, это семя, которое оставили, чтобы оно проросло. Как… малая доля блеска. Или… – эта мысль оглушает его как удар молнии. – Как мышеловка. Приманка для тех, кто ищет и уничтожает то, что не в силах понять.

Приманка для Стражей. Приманка, отмечающая очередную веху на пути восстановления Странника.

– Я говорила, чтобы ты не совался туда, – напоминает Мара; ее взгляд пылает, когда она накидывает свой плащ. – Разве ты не предан мне?

– Конечно, предан, сестра.

– И все же ты ослушался меня.

Ульдрен мысленно соглашается. Разве одно противоречит другому? Как можно любить то, что никогда не удивляет тебя?

Его неожиданно охватывает чувство полнейшего одиночества.

ДЖОЛИОН

Когда Ульдрен встречает Джолиона в арсенале, он в полной мере осознает всю глубину собственного невыносимого, всеобъемлющего, постыдного хамства и буквально задыхается от ужаса. – Эй, – неловко окликает он. Принц не знает, как извиниться. Он не разговаривал с Джолионом с самого их возвращения из Сада. Он не воздал ему должное перед королевой, не устроил праздника в благодарность за храбрость и даже не спросил, как тот спит после… после всего пережитого. Ульдрен просто забыл о нем.

– Привет, – не глядя откликается Джолион. – Вчера тебя не было на стрельбище.

– Ой, тебе же не нужен корректировщик, – пытается поддразнить его Ульдрен, но шутка выходит плоской и пренебрежительной. – Я был… Эм… Он спал. И записывал свои сны. Прочесывал библиотеки Истока в отчаянной попытке найти подтверждения того, во что его сердце так хотело верить. Будущее пробудившихся могло быть связано с Садом. На Земле был свой источник Света, который со временем становился лишь ярче. А вот пробудившиеся, такие как есть, не выживут. Видения Мары и их истинное происхождение канут в Лету, погребенные под успокаивающей философией Последнего города. Стражи уничтожат все, до чего смогут дотянуться.

А что если Сад – это своего рода противовес Страннику? Что если пробудившиеся найдут в нем способ установить равновесие между светом и тьмой? Ведь чем ярче свет, тем гуще тени...

Джолион что-то говорит. Это вырывает Ульдрена из задумчивости. – Что? – он рассеянно поигрывает револьвером. – О чем ты?

– Я сказал, что мы должны обсудить то, что произошло там.

– Да! – только сейчас Ульдрен осознает, насколько он боялся, что Джолион не проникся величием этого места. Несмотря на вполне естественные отвращение и страх, он должен был увидеть суть. – Да, мы должны все записать до того, как воспоминания поблекнут. Напрасно я не поговорил с тобой раньше...

– Ульдрен, я не хочу чтобы кто-то знал, что мы видели.

– Ох, – принц чувствует, как по его нутру разливается тепло. – Конечно. Никто не узнает. Это будет наш маленький секрет, да?

– Я бы хотел забыть то, что видел там, – Джолион теребит ударник винтовки, и тот отскакивает на пол, с отрывистым сухим стуком исчезая под лавкой. Стрелку до этого нет дела. – И я не хочу хранить секреты.

Ульдрен задумывается на мгновение. Осознание правды подобно ушату ледяной воды. – А ты – нет? Джолион точно знает, где он родился и кем были его предки. Он славится как меткий стрелок. Вместе с Воронами Ульдрена он выполнял опасные задания, но никогда не работал под прикрытием. Ульдрен знает про него... абсолютно все.

– Придешь завтра на стрельбище? – нарочито буднично спрашивает Джолион. – Мы могли бы отстрелять пару обойм.

– Не завтра, – качает головой Ульдрен. – У меня есть дела. Он задумывается о том, как Мара отнесется к попытке настроить Машину пророчеств на Сад. То, что он может узнать... Несомненно, эти знания и ей придутся по вкусу…

ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ

Ее больше нет, и жизнь его наполняется неизбывным страхом. Он ненавидит будущее и боится его. Боится грядущей пустоты. Он не может представить себе вечность без нее. Каждый раз заглядывая в марсианскую пропасть, он слышит зов глубины, чувствует соблазн присоединиться к ней. Покончить со всем этим. Царит жара, и его одежда промокла от пота. Остов разбитого дрона Воронов мертвой тяжестью лежит на спине. Кажется, что металл впивается в кожу, сжимает ребра, выдавливает воздух из легких, мешая дышать.

Дрон нужен, чтобы починить корабль. В очередной раз. Он должен выбраться с Марса. Должен отправиться на ее поиски.

Под весом дрона он падает на колени и опирается ладонями о землю. В глазах все плывет… звезды и сияющие Посланники пронзают кольца и стену жуткого света… Он вновь видит тот миг, когда "Дредноут" отнимает у него все, миг, когда все тайные и явные планы его сестры пошли прахом. В миг, когда все смолкло, он закричал, отказываясь принимать случившееся, а душа молила последовать за сестрой. И все же он поднял отражающий щит, и это спасло ему жизнь.

До тени около конструкции вексов он добирается ползком.

Его корабль разбился в районе Кандорских островов, недалеко от врат Сада. В этом месте он видел возможное будущее пробудившихся. Почему же Мара так и не приняла его приглашение?

Иногда он слышит ее. Конечно, это просто галлюцинации от жажды. Но этот шум, этот шепот, это возмущение звездного света в его голове…

Стая дронов Воронов обнаружила место его крушения и починила истребитель. Он почти добрался до орбиты, когда атака Кабал заставила его вновь рухнуть с небес на землю в районе кратера Эллада. Теперь Вороны мертвы, а истребитель, вероятно, не подлежит восстановлению. И его сестры больше нет. Его сестры БОЛЬШЕ НЕТ. Он последовал за ней, их народ последовал за ней, потому что и он, и все пробудившиеся верили, что у нее есть ПЛАН. У нее всегда был ПЛАН, и он всегда был лучше, чем ПОГИБНУТЬ РАДИ ГОРОДА, КОТОРОМУ НАПЛЕВАТЬ.

Ему стоит отправиться домой. Ему стоит отправиться домой. Если только он найдет путь. Но хватит ли ему сил? Он больше не может быть рыцарем, которого они любили. Он не может восстановить их веру в предназначение пробудившихся или в замысел сестры. Он сам больше не верит.

Это мертвый мир. Он покрыт шрамами, оставленными Стражами. От крепостей Кабал несет разложением и гибелью. Земля покрыта ошметками плоти, осколками костей и обломками брони. Искореженные корпуса вексов засыпает песком. Обитель смерти, смерти и войны, войны, для которой точкой опоры служит Странник, а движущей силой – его марионетки.

В глаз что-то попало. Он то и дело моргает, пытаясь избавиться от этого ощущения, и в то же время стремится услышать ее, почувствовать звездный свет под своей кожей. Она скажет, что он на правильном пути. Сообщит, что она все еще жива.

Но он не чувствует ничего.

КОРОЛИ

Когда его наконец приводят к келлу, за спиной остаются недели унижений, жестокости, неволи и обращения, точно с животным. Это время изменило его, и теперь он счастлив.

Могущественный келл Королей ясно и четко дает понять, что о нем думает: принц Ульдрен из уничтоженного дома, младший из детей, побежденный Сколасом, ослепленный Вариксом Недодрегом, расточитель флотов, последний представитель благородных пробудившихся, последний представитель своего рода.

Когда Ульдрен смотрит на келла, ему не надо ничего говорить. Келл Королей обращается к Ульдрену и тем самым называет себя. Сломленный правитель сломленного дома. Последний келл.

– Ты можешь сделать то, чего не могу я, – говорит келл Ульдрену. – Ты сломан. Раздавлен. У тебя нет гордости, так что ты ничего не потеряешь, когда дашь слово, которое необходимо дать. Для падших наступили сумерки, и мы должны опустить знамена.

Под протестующий рев келл Королей опускается на колени перед Ульдреном. – Я преклоняюсь перед тобой, – говорит он, – ибо в своем падении и бесчестье ты видишь то, чего не можем видеть мы. Ты скажешь эликсни сорвать знамена. Ты скажешь им, что мы должны сложить оружие друг пред другом. Мы должны отбросить соперничество, иначе мы не выживем. Сделаешь ли ты это для умирающего народа, принц погибшей расы?

И он сделает. Он разыщет солдат, корабли, ресурсы для начала поисков. Он добрался до них. Добрался сам, рискнув всем и уцелев. Как и всегда.

Его сердце чувствует ее. Она все еще есть. И она нужна ему как никогда. Он был в настоящем аду, но даже там слышал ее голос – как слышал его тогда, когда из него чуть не выбили дух в поединке при нулевой гравитации. Она все еще есть, она ждет его, и все вновь будет хорошо. Он отправится туда ради нее. И все будет хорошо.

ФАНАТИК | ЧАСТЬ 1

Она слишком долго хранила молчание.

Целая солнечная система стонет под ярмом войны. Жизнь Ульдрена превратилась в непрекращающееся страдание. Пронзающая до костей лютая боль ведет его к эфиру, а то и чему-то похуже. Он никогда прежде не видел столь яркого Света. Никогда прежде не знал столь сильной боли. Сколько веков он провел рядом с сестрой? Как же быстро начал терять себя, когда ее не стало...

Почему она больше не говорит с ним?

Вокруг пылает Риф. Осколки астероидов и разрушенные поселения – словно объятый огнем мусор. Нет ничего более яркого и прекрасного, чем освещенные солнцем обломки в вакууме. Риф огромен. Огромен, но обитатели старались поселиться вместе, противопоставляя себя космической пустоте, поэтому их жилища буквально лепятся друг к другу. Орикс и Красный Легион пробили в Рифе гигантские дыры. Ах, если бы только Ульдрен сказал Петре, что Сломанный Легион Трау'уга был троянским конем... Но Ульдрен не хотел иметь ничего общего с "регентом", отдавшей свой народ на милость Странника. Малышка Петра, она всегда так нуждалась в одобрении Мары. Всегда стремилась снискать расположение. Но она никогда не понимала того, что было важно для Мары; никогда не пыталась избрать сложный путь и завоевать доверие королевы. Поэтому Мара и не говорит с Петрой.

Но Мара и с Ульдреном больше не говорит.

Он сталкивает со своего пути разрушенный корпус корвета. Вместе с Королями он терроризирует Пояс астероидов, уничтожая идущие на Землю транспортники и надеясь таким образом еще больше расшатать Риф. Ульдрену приходится убивать сородичей. В первый раз его долго терзало чувство вины; он лежал, сжавшись в комок, в тесной келье, служащей ему покоями. Но разве Мара не повела тысячи сородичей на смерть во имя неведомой благой цели? В чем разница?

Она всегда без колебаний шла на жертвы. Пробудившиеся были лишь пешками в ее игре. Теперь задача Ульдрена – продолжить ее дело.

– Мара! – кричит он звездному свету. Он слишком далеко зашел, чтобы теперь отступать. Слишком много сделал. И он требует от нее ответа. – Я не злюсь. Я прощаю тебя... за то, что пожертвовала собой ради их спасения. Но ты должна мне ответить! Правильно ли я поступаю? Скоро ли я найду тебя?

Дом Королей – его союзники. Их набеги на Риф заставили Петру отступить, собрать силы, сосредоточиться на защите своего народа вместо помощи Стражам. Но приблизился ли он к Маре? Должен ли он... может ли он доверять самому себе?

Он всегда стремился удивить Мару. Вынудить ее пересмотреть планы.

И все же как бы помогло осознание, что она предвидела хоть что-то из происходящего... Просто чтобы знать, что выбран верный путь...

– Мара! – рыдает он, тщетно пытаясь сморгнуть то, от чего правый глаз так сильно режет. – Сестра, ты отвергла меня?

И тут приходит ответ!

ФАНАТИК | ЧАСТЬ 2

Просто шепот, успокаивающее дуновение, легкая дрожь: "...Ульдрен, мой спаситель..."

Он следует за голосом. Включает ускоритель на такую мощность, что на теле остаются синяки. За корветом в поясе астероидов все усеяно обломками прислужников и жестянок. Здесь падшие потерпели поражение, попав в засаду Стражей.

Встроенный в костюм химиорецептор фиксирует след эфира. Он следует за ним.

Вот оно. Архонт падших корчится в пыли. Эфир с шипением выходит из ран, опаленных солнечным пламенем – верный признак использования Золотого пистолета. Ульдрен шипит от отвращения, когда замечает в пыли следы Стражей. Должно быть, они сильно спешили. Наверняка, хотели успеть разграбить еще одну площадку, где скифы разгружали горняков.

Он осматривает раны архонта. Смертельные. Умирающий дрожит, трепещет под руками Ульдрена. Как бы он хотел сделать хоть что-то, хоть как-то облегчить участь бедного солдата. Если бы у него только была сила, которую порой приписывали его сестре, если бы он мог спасать, просто находясь рядом...

Этого ли он желает? Желает ли спасти бедное создание?

Да! Да! На глаза наворачиваются слезы сочувствия, когда он пытается перевязать архонта. Его руки действуют быстро и осторожно. В это он вкладывает всю силу своей ненависти к Стражам. Слезы окропляют раны архонта. Эфир, текущий сквозь пальцы Ульдрена, становится все более темным и ядовитым. Он не замечает этого.

Наконец, он выпрямляется и начинает тереть кулаками глаза. Они постоянно болят, как же они болят! Из-под шлема без опознавательных знаков на него с любопытством смотрят четыре мертвых глаза. Архонт хрипит, исторгая лишь одно слово, отголосок предсмертных галлюцинаций, обращенное к тому, кто должен был встретить его в посмертии: "Отец?"

РАСКОЛ

В итоге он приходит к мысли, что не так уж и важно, знает ли он, что делать, понимает ли, насколько правильно поступает. Важно лишь то, чего он хочет. Если он хочет найти и спасти Мару, если он достаточно яро хочет сделать все правильно, если его помыслы чисты и однозначны, он найдет свой путь. Нужно лишь верить в себя. Больше никакого самокопания, никаких болезненных сожалений. Он двинется вперед без колебаний.

Пробудившиеся – столь прекрасные создания. Он должен сохранить их. Необходимо сохранить тайны.

– Сестра? – обращается он к стене своей кельи. В последнее время между приступами эйфории он обычно спит. Иногда ему требуется час, чтобы подняться с постели. И еще час, чтобы облачиться в броню. А ведь когда-то жить было легко? Разве он не делает все, что захочет? Но искра покинула его. Искра возможности, что Мара доверяет ему. Он должен ее вернуть.

Пора домой, шепчут стены. Пора домой, пора заявить свои права на трон... Он вскакивает на ноги. Да! Им овладевает новое желание, столь сильное, что вырывает его из оцепенения... Он хочет предстать перед пробудившимися. Он хочет, чтобы фанфары приветствовали его возвращение, хочет произнести речь, принимая корону, хочет устрашить и вдохновить народ силой своего желания спасти Мару. Пробудившиеся слишком долго выживали. Он скажет им, что выживать больше нет необходимости, что финал близок. Финал долгого плана.

Он отправляется на мостик "Кетча". – Какие новости с Рифа? – отрывисто рявкает он. Жестянка включает трансляцию.

Голос Петры. Той самой Петры, что пытается заменить ту, которая в замене не нуждается. – Кейд, цели в кратере. Мои боевые группы блокируют подходы. Зови своих ребят.

Стражи. Петра объединилась со Стражами. Этого ли хотела Мара? Ульдрен считает, что нет. Быть может он уже опоздал? Пробудившиеся... перестали быть пробудившимися? Отсутствие сестры позволило Страннику опутать их своими тенетами?..

– Курс на Вестианский аванпост, – приказывает он, потирая глаза. – Приготовьте скифы к скрытному вторжению. Мы положим конец Петр...

– Что ты творишь? – рык капитана Королей достигает его слуха. – Дом Королей весьма устраивает нынешнее положение пробудившихся. Если мы вторгнемся к ним, то привлечем внимание Стражей...

Неподчинение. Она бы такого никогда не стерпела. – Ах, – отвечает Ульдрен, стараясь, чтобы его голос звучал беззаботно. – Да. Конечно. Зуд в глазах возобновляется, а с ним приходит и новое желание. Новое неукротимое желание.

ФИКРУЛ

Спасенного архонта зовут Фикрул. Он относится к Ульдрену как к отцу и богу. Теперь Ульдрену ясно, что свело их вместе. Они оба видят будущее своего сломленного народа... Будущее, которое можно достичь, только отринув прошлое. Фикрул рассказывает, как зависимость от машин искалечила падших. Как они сгубили себя, цепляясь за традиции вместо того, чтобы броситься в бездну и переродиться.

– Я понимаю, о чем ты, – говорит Ульдрен Фикрулу, вытачивая миниатюрную версию галиота из слитка стали. – Мы говорим, что живем на тонкой грани между тьмой и светом, Фикрул. Но мой народ так легко сбить с толку.

– Каким ты видишь будущее пробудившихся? – спрашивает Фикрул. Какое будущее? После того, как он найдет и спасет Мару? Он понимает, что ему на это совершенно наплевать. Столько веков он провел, патрулируя границы территории пробудившихся, сражаясь, шпионя, разведуя, выполняя грязную работу за Мару... Ценным представлялось лишь то, чему находилось место в планах Мары.

В том числе он сам.

– Они могут погибнуть ради моей цели, – говорит он, сам удивляясь собственной злости. Разве не хотел он спасти свой народ? Нет, нет. Мара была готова пожертвовать ими в своих целях... Пробудившиеся годятся лишь на то, чтобы служить инструментом достижения цели. – Если кто-то из них выживет... Они будут достойны жизни.

Желает ли он истребления пробудившихся? Этого ли он действительно желает?

– Нам есть чем заняться, – говорит он Фикрулу. – Дом Королей стал, эх, мешать моим планам. Я хочу... – он кивает на свой нож. – Разделаться с ними.

Фикрул бросает цепкий взгляд на собственные клинки. Темный эфир туманом окутывает его лицо. – Время пришло? Мы покажем им будущее?

СТЫКОВКА

– Бесчестный, – хрипит бывший келл Королей. – Неверящий и подлый. Сила твоей сестры оберегала нас от Великой машины, Ульдрен Сов. Она бросила Волкам вызов, опираясь на свое благородное происхождение. Но ты... Ты не чураешься грязи и нападешь из тени. Прикрываешься своими ранами точно дрег.

– Забавно, что ты об этом вспомнил, – усмехается Ульдрен. Разумеется, он просто издевается, но это ничтожество заслужило такой конец. К чему стремился келл Королей? Вернуться к тому, как было раньше. Больше прислужников. Больше машин. Больше прошлого. Ульдрен же ясно видит, что гибель – это только начало: иной раз кости, в которые ты обратишься, куда могущественнее, чем покинутая плоть.

– Фикрул. Разбитые прислужники и погибшие падшие в лужах эфира отмечают путь Фикрула. Он движется до ужаса беззвучно, и его головной убор отбрасывает тень на стены, освещенные пламенем. У него в руках два шоковых кинжала.

– Мы – последние в своем роде, – объясняет Ульдрен келлу. – Моей сестры больше нет. Как и вашей Великой машины. Так в чем же между нами разница? – он наклоняется и шипит. – Моя сестра вернется.

Четырьмя резкими взмахами архонт презренных баронов обрывает жизнь келла Королей. Ульдрен срывает символ Дома Королей и поднимает высоко над головой, всем напоказ. – Короли мертвы.

– Да здравствует король! – слышится рык Фикрула.

ПЕТРА

Ульдрен и Фикрул на время расстаются.

Архонту предстоит продолжить свою кровавую жатву, перекраивая общество падших с неумолимостью молота, опускающегося на паука. Из всего можно извлечь пользу. Ульдрен же продолжает поиски Мары в одиночестве. Он вспоминает давние времена... Вылазки с Воронами, юного корсара, мечтающую лишь о том, чтобы стать ее Яростью...

Может быть, Петру тоже можно спасти.

Он находит ее в Воровской Гавани. Что она здесь делает? Мара никогда бы не опустилась до такого – до торговли информацией с преступниками в самом пропащем месте во...

– Нас осталось так мало, – говорит он ей и, видя стыд в ее взгляде, понимает, что она зашла слишком далеко. Ее не спасти.

Той ночью он оплакивает Петру. Мара приходит к нему в темноте. Она слышит его печаль. Он смотрит на нее с изумлением: сила сестры оберегает его. Он поймет, когда все станет хорошо.

ОСВОБОДИ | ЧАСТЬ 1

– Признай! Признай, что держишь мою сестру в Городе Грез!

– Нет, – отвечает Иллин. – Она не в плену, Ульдрен. Она мертва.

Ульдрен знает правду и хочет, чтобы все было правильно. И столь сильно его желание, что он отрицает самую возможность ошибки. – Лживая ведьма, – выплевывает он. – Она жива!

Иллин некоторое время молча смотрит на него. – Мы знали, что ты придешь, – тихо и уверено произносит она наконец. – Ты заблудился, Ульдрен.

– Знали, но даже не попытались меня разыскать? Моя сестра за это вырвала бы вам глаза.

– Твоей сестре уже ничего от нас не нужно, Ульдрен. И от тебя тоже.

Ульдрена охватывает такая ярость, что он едва не убивает техноведьму на месте. Но Мара бы этого не одобрила, и ему это известно. Они снова вместе. Она реальна, пусть и неосязаема – лишь образ за гранью поля зрения. "Ты так близко, – шепчет она. – Освободи меня, Ульдрен Сов..."

– Ты сошел с ума, – продолжает Иллин до отвращения сочувственно. – Я сама едва сохранила рассудок, когда узнала, что ее больше нет. Почему ты путешествуешь с... этим? Зачем ты здесь?

– Я пришел, чтобы покончить со всем, – отвечает Ульдрен. Он даже пытается улыбнуться, ведь сейчас он говорит абсолютно честно. Он говорит правду. – Я понял, как глупо выглядели все мои попытки удивить ее. Мы все – лишь пешки в ее игре, Иллин. Мы действуем с ее дозволения. И я собираюсь ее спасти, потому что она хочет этого. Когда она захочет моей смерти, я умру. И когда ее великий план приблизится к завершению, пробудившиеся тоже умрут. Именно такую награду мы заслужили, ведь мы обязаны Маре абсолютно всем. Было бы... нечестно с нашей стороны пережить миг, ради которого мы созданы. Поверь мне. Жизнь без нее хуже... хуже чем...

Ульдрен умолкает. Он не может подобрать слова. На границе поля зрения Мара смотрит на него с нежностью и заботой, о которых он всегда мечтал.

В тот вечер он сдается силам Рифа.

ОСВОБОДИ | ЧАСТЬ 2

Для его захвата высылают ударный отряд. Один из снайперов встречает Ульдрена и его конвой в точке эвакуации. Он смотрит так, будто хочет что-то спросить. Высокий мужчина с длинной винтовкой. Проницательный умный взгляд. Статный. Он... может Ульдрен когда-то чего-то хотел от него? Что-то важное? Ульдрен рассеяно потирает глаза, разглядывая этого человека. Хмурится. Но не может понять, в чем дело.

Его перевозят в тихий док на одном из нижний уровней Тюрьмы старейшин. Когда дверь его камеры с шипением открывается, он видит экзо с сияющими голубыми глазами и женщину с оружием в руках. Петра собственной персоной.

Она молчит. Ульдрен знает, что она хочет убить его. А еще услышать от него: "Ты молодец".

– Она говорит с тобой? – ее слова отрывистые и резкие. – Что она говорит?

Ульдрен закрывает глаза и голос Мары заполняет его сознание. Он здесь. Он в самом сердце твердыни Петры, в тюрьме, которую она защищала, когда все остальное распадалось на части. Он слаб и скован. Но у него есть то, что всегда было недоступно его сестре: терпение униженного, стойкость побежденного.

– Она говорит... – теперь он смотрит ей прямо в глаза и видит, как она вздрагивает. Она держит его на прицеле, когда он медленно подходит, шаг за шагом. Экзо приближается и накидывает ему на голову черный мешок. – Она говорит... "Освободи меня".